«Самолет свалился в штопор, врезался в землю, пилот убит». Такие донесения по начальству и сообщения в газетах были нередки в первое десятилетие истории авиации. Не одна такая катастрофа произошла и в Севастопольской школе военных летчиков в 1916 году на глазах молодого летчика-инструктора Константина Константиновича Арцеулова, недавно прибывшего сюда с германского фронта, где также бывали такие случаи.
Что делать? Как загнать в бутылку этого злого джина, наводящего страх на многих летчиков, вызывающих у них неуверенность и скованность маневра? Эти вопросы не давали покоя прапорщику Арцеулову. Он начал умозрительно анализировать все аэродинамические явления, которые могут вызывать переход самолета в штопор, а потом, найдя предположительную причину его возникновения, стал искать меры борьбы с ним.
— Но я понимал — вспоминает теперь Константин Константинович, — что все мои предположения можно проверить только в воздухе. Надо было решиться на эксперимент.
И он решился. Этот эксперимент надо назвать своим настоящим именем — это был героический подвиг, когда на карту сознательно ставилась собственная жизнь. Ведь парашютов тогда в авиации не было и, если предположения окажутся ошибочными, эксперимент однозначно закончится смертью. Близкие друзья Константина Константиновича, знавшие о его намерении, отговаривали его, не веря в благополучный исход — ведь никто еще не выходил из штопора живым. Но решение Арцеулова было бесповоротным.
И вот 24 сентября 1916 года, когда учлеты школы уже закончили свои упражнения, Арцеулов на своем «Ньюпере ХХ1» легко и плавно поднялся в воздух.
— Круто стал набирать высоту — рассказывает Константин Константинович — Достиг 2000 метров. Еще раз мысленно проверил разработанные мною приемы вывода из штопора. Сбавил газ, выключил мотор, чтобы уменьшить скорость, и задрал нос самолета… Я почувствовал, что машина уже закачалась и теряет скорость. Инстинктивно, по привычке, не дал ей свалиться на крыло. Потом, через несколько секунд снова задрал нос машины, дал левую ногу и мой самолет закрутился в штопоре. Я конечно не стал ждать пока он сделает определенное число витков, а дал от себя ручку и до отказа «обратную» ногу. Самолет, сделав один-полтора витка, на мгновение как бы остановился и затем перешел в пикирование. А когда мотор заработал (я потерял примерно 500 метров), я снова набрал высоту немного более 2000 метров, вторично перевел его в штопор, сделал витков пять и вывел самолет. После этого пошел на посадку.
Об этом полете знали только ближайшие друзья Константина Константиновича, но когда он над аэродромом вошел в штопор, за его полетом с замиранием сердца наблюдал почти весь персонал школы. Когда он сел и подрулил к стоянке, его встретили бурной овацией. Чтобы доказать себе и другим, что вывод из штопора не случаен, Арцеулов в тот же день повторил свой рискованный эксперимент. Так, вслед за Нестеровым, покорившим «мертвую петлю», второй русский летчик Константин Константинович Арцеулов вписал следующую славную страницу в историю мировой авиации, за что за ним навечно закрепилось звание «покорителя штопора».
Вскоре прием вывода самолета из штопора был включен в учебные программы всех авиационных школ России и число жертв штопора резко пошло на убыль. Эта фигура высшего пилотажа еще в Первую мировую войну стала нередко использоваться русскими летчиками в воздушных боях.
К.К. Арцеулов 1916 год Сразу после героического полета
После Октябрьской Революции К.К. Арцеулов начал работать летчиком-инструктором, а потом начлетом Московской авиационной школы. В 20-е годы Константин Константинович серьезно занимался планеризмом, вместе с товарищами — энтузиастами сконструировал и построил один из лучих в то время планеров А-5. К.К. Арцеулову принадлежит честь первого вылета только что вышедшего из ворот завода первого советского истребителя конструкции Поликарпова И-1. Правда из-за ошибок в конструкции самолета первый полет окончился неудачно. Во время строительства Турксиба Арцеулов принимал участие в изыскании трассы будущей железной дороги, выполняя аэрофотосъемку огромных пространств Сибири и Средней Азии. Впоследствии в течение многих лет Константин Константинович выполнял летную работу в гражданской авиации.
К.К. Арцеулов среди летного и технического состава Московской авиационной школы 1920-е годы
Я познакомился с Константином Константиновичем, когда его восьмидесятилетие было уже позади. Как-то заполучив его домашний адрес и вооружившись напористостью журналиста, я в один из февральских дней 1972 года отправился к нему в гости. Дверь открыла пожилая дама — очевидно супруга Константина Константиновича. Извиняясь за неожиданное вторжение, я объяснил цель своего прихода.
— Проходите. Константин Константинович сейчас в ванной комнате проявляет фотопленку. Через несколько минут он выйдет.
Вскоре, жмурясь на дневной свет, держа в руках часы, появился совсем не похожий на старика, по-спортивному стройный Константин Константинович и с интересом оглядывая меня, спросил:
— Чем могу служить?
Я вынул из портфеля свой альбом, развернул его и кратко пояснил, что я собираю автографы легендарных русских авиаторов и попросил пополнить мою уже солидную коллекцию. Константин Константинович несколько удивился моей просьбе, дескать, кому может быть интересен его автограф? Но потом, листая страницы альбома и находя фамилии многих своих коллег, друзей и соратников, он улыбаясь ласково называл их имена, вспоминал какие-то случаи, связанные с каждым из них, и наконец с удовольствием поставил свою подпись.
Видя, что это занятие увело его в прошлое, я попросил рассказать его о себе.
— Ну что же, если начать с детства, то я провел его в благодатном месте — в Крыму, в Феодосии, в доме моего деда Ивана Константиновича Айвазовского — известного художника-мариниста. Вот кстати несколько его картин. Как видите, дед рисовал не только море, но и «сухопутные» пейзажи.
Действительно, я впервые увидел украинскую хату, прудик с ветлами и подсолнухи в огороде, написанные Айвазовским.
— Мой отец был морским офицером — продолжал Константин Константинович — и иногда давал полезные советы деду-живописцу. Как-то Иван Константинович написал морской пейзаж и изобразил на нем корабль. Когда мой отец увидел картину, то заметил, что такой корабль никак не удержится на плаву — перевернется. Тогда дед взял кисть и на месте корабля возникла играющая бликами волна. Однако и сейчас, если внимательно присмотреться, на этом полотне под волной можно заметить следы судна. Там же в Крыму я начинал свою летную карьеру, был летчиком-инструктором в Севастополе, позже близ Феодосии испытывал свои планеры… А теперь вот иллюстрирую книги, журналы. Наверное кое-какие гены перешли ко мне от деда — шутливо заканчивает Константин Константинович.
Вот такие получились неожиданные штрихи к портретам двух великих наших соотечественников
Если статья показалась Вам интересной, поделитесь с друзьями в соцсетях и оставьте комментарий.