— Ну, ребятушки, принимайте меня в свою кучу будем вместе бумагу изводить! С такой шуточкой вошел в наш небольшой коллектив научно-исследовательской лаборатории Александр Трофимович Тищенко.
Вообще его разговор на любую тему, иногда может быть и не совсем веселую, всегда велся в ироническом тоне, в котором слышались то остроумный юмор, то едкий сарказм. Своим юмором он вызывал жизнерадостный тонус и в себе самом и в среде окружающих друзей, а сарказмом старался заливать волнение, которое в нем вызывали всегда несправедливость, глупость, самовлюбленность отдельных людишек с мелкой душой.
Его большие, всегда добрые глаза, в этом случае суживались и в них появлялось что-то другое — не то злость, не то презрение, а может быть и то и дутое вместе. Внешае Александр Трофимович походил на этакого простоватого мужичка «от сохи». Бывают такие мужички, которые любят задавать докладчикам «наивные» вопросы, вызывающие у последних непреодолимое желание почесать в затылке. И как-то не вязался его вид с образом одного из лучших ведомых грозного «Дракона», слегка проступающим между строк им же написанной книги. Дело в том, что в 1966 году в Воениздате вышла книга А.Т. Тищенко «Ведомые «Дракона» о боевых делах летчиков-истребителей части, в которой служил Александр Трофимович. «Дракон» — позывной командира корпуса, ныне маршала авиации Е.Я. Савицкого.
Триста девяносто семь боевых вылетов совершил на своем «ястребке» Александр Трофимович в годы Великой Отечественной войны. Особенно запомнился первый из них.
Вот как описал он его в своей книге.
— По самолетам!
Через несколько минут эскадрилья уже находилась в воздухе. Пройдя линию фронта, взяли курс на Мысхако. Над Новороссийском ударная группа начала разворот в сторону моря. Но я с опозданием последовал примеру командира, так как своевременно не заметил его маневра. Выполняя разворот, я увидел две тройки бомбардировщиков Ю-88. Фашисты! Держат курс на Мысхако! Не допустить их туда! Ни о чем другом в этот момент я не думал.
Сосредоточиваю внимание на «юнкерсе», который идет справа. Даю газ, и «як» увеличивает скорость. До бомбардировщиков метров триста. Решаю, что открывать огонь еще рано. В этот момент по моему самолету хлестнула огненная струя. Мимо! Небольшая пауза, и снова очередь. Опять мимо! Маневрируя по направлению, стараюсь поймать в перекрестье прицела кабину стрелка. Когда мне это удается, даю длинную очередь из крупнокалиберного пулемета. Она проходит чуть выше хвоста бомбардировщика. Делаю небольшой доворот и снова нажимаю на гашетку. Перезарядив пушку, даю несколько очередей по моторам «юнкерса». Один из них начал дымить . Порядок! Теперь еще одну очередь и…
Но вдруг бронеспинка задрожала от частых ударов, и что-то горячее обожгло мне ноги. Я повернул голову и похолодел, увидев сквозь потрескавшееся бронестекло желтый нос «месеершмита». Скорее инстинктивно, чем осознанно, отворачиваю влево и открываю фонарь кабины. Затем перевожу мяк» в пике . В ушах свист и резкая боль от перепада давления. Земля стремительно несется навстречу. Осторожно начинаю выводить раненый самолет из пикирования. В глазах темнеет, сильно прижимает к спинке сиденья. Наконец удается выровнять истребитель, но мотор уже не работает. Мелькает тревожная мысль: не гонится ли фашист? 0глядываюсь — нет, не видно. Зато надо мной проносится пара «яков”. Друзья прикрывают,— подумал я, и на душе потеплело. Но что же делать дальше?Куда садиться? Посматриваю по сторонам, ищу подходящую плодадку. Но, кроме кустарника, изрытого воронками и траншеями, ничего не вижу. Надо садиться на фюзеляж, не выпуская шасси.И я направляю самолет туда, где меньше воронок. Коснувшись земли, «Як» утюжит кустарник , срезает брустверы траншей и вскоре останавливается. И сразу же вокруг самолета начинают рваться мины. Из огня да в полымя, мелькает мысль. Я мигом вываливаюсь из кабины, сбрасываю парашют и падаю в воронку. Теперь хоть отдышусь.
- Хенде хох! От неожиданности я растерялся. Неужели фашисты? Ведь я, кажется, перетянул линию фронта. Выхватываю пистолет и резко поворачиваюсь на окрик. В двух шагах — наш солдат с винтовкой, штык направлен на меня. Второй недвусмысленно щелкает затвором.
- Вы что, братцы, очумели, что ли? — кричу им.
Солдаты удивленно переглянулись и, заметив красную звезду на самолете, перевели винтовки в мирное положение. Как только обстрел прекратился, они помогли мне снять с самолета часы, радиостанцию и показали дорогу к командному пункту стрелкового батальона.
В полк я возвращался в прескверном настроении. Надо же так случиться! Первый боевой вылет и — неудача. Не радовал даже сбитый «юнкерс».Но в воздухе всегда оставалось одно чувство
И Александр Трофимович начал по минутам вспоминать свой полет, искать и анализировать свои ошибки. Так начались его боевые «университеты», где главным наставником был он сам. Постоянный объективный самоанализ, учет промахов и ошибок товарищей помогли ему потом успешно провестити еще 85 воздушных боев с коварным и сильным врагом и выйти из них победителем.
Все бывало в этих боях: и радость побед и испытание пределов человеческих сил, когда казалось, что вот-вот наступит конец, и страшные картины, когда на глазах гибли друзья, отдавая последний салют ярким пламенем взрыва.
Но в воздухе всегда оставалось одно чувство, которое наверное бывает у охотника, когда он идет на схватку с опасным зверем — это найти его, не дать поймать себя в расплох и уничтожить его. А если при этом товарищ попал в беду — выручить его. И только потом, когда горячка боя была позади, приходила радость победы, порою удивление, как это удалось и на этот раз остаться живым и невредимым.
К концу войны на «личном счету*1 Александра Трофимовича числился двадцать один сбитый им самолет врага. За проявленные мужество и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Александру Трофимовичу Тищенко 15 мая 1946 года было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
После войны Александр Трофимович закончил Военно-Воздушную Академию и был оставлен в ней преподавателем, чтобы передать его богатый боевой опыт молодым поколениям летчиков.
Но годы войны не прошли для него даром. В один из дней 1966 года свалил Александра Трофимовича сильнейший инфаркт. Врачи приложили много стараний и подняли его на ноги. Но преподавать стало уже трудно. Пришлось уйти на заслуженный отдых. Однако, вскоре он понял, что отдых не для его натуры. Вот тут-то он и пришел к нам «изводить бумагу» — став научным сотрудником лаборатории, где его опыт мог быть далеко не лишним.
Александр Трофимович написал много научных трудов, издал две интереснейших книги. Он был полон дальнейших творческих планов. Днем 7 апреля 1976 года я встретил идущего навстречу Александра Трофимовича. Он успел на ходу отпустить по обыкновению какую-то шуточку…
А на другой день утром я узнал, что Александра Трофимовича не стало. Да, летчики умирают сразу и в небе и на земле.
Статьи написаны понятным, доступным и очень красочным языком. Узнаю стиль моего любимого деда — Льва Тимофеевича Сафронова.