К необычным боевым заданиям Василий Гречишник уже привык, но сегодняшнее, пожалуй, было выходящим даже за пределы необычного. По данным наземной разведки командование полка ставило задачу двум эскадрильям попытаться найти в районе Вильнюса ставку Гитлера и сбросить на нее бомбы.
И вот ночные бомбардировщики взяли курс на Запад.
Под крыльями — густая тьма, над головой — звезды. Самолеты шли к цели. Но где она? Даже такой большой город в полном затемнении трудно было обнаружить. Он затаился. Но штурман доложил: «Мы над Вильнюсом. Приближаемся к заданному квадрату».
Ведущий сбросил осветительную бомбу. след за ней полетели фугаски. Земля сразу же отозвалась шквалом зенитного огня. Кому хоть раз приходилось побывать в ночном небе, когда бьют зенитки, на всю жизнь запомнит это. Небо исполосовано кинжалами прожекторов, а промежуток между световыми лезвиями заполняют вспышки от разрывов зенитных снарядов. Хочется поскорее выскочить из месива огня и умчаться подальше от города в спасительную ночь. Но надо успеть сбросить бомбы на заданный квадрат, Сбросить как можно точнее, наверняка. Потому что именно из этого квадрата особенно яростно бьют зенитки. Именно там, вероятно, и находится фашистское логово. Близкие разрывы снарядов несколько раз подбросили самолет. Пора. Сброс. Бомбы пошли к цели. Теперь со снижением — в темноту. А впереди виден самолет товарищей, на котором горит мотор. Не хочется верить, что кто-то из друзей не вернется. И нечем нельзя помочь. Вспышка. Взорвались баки …
Гречишник уводит свой самолет подальше от огненного смерча, который бушует над Вильнюсом. Несмотря на потери, налет оказался удачным. Пока весь огонь зениток был сосредоточен на самолетах, прорвавшихся к ставке Гитлера, другая группа бомбардировщиков ударила по станции, где скопились эшелоны с боевой техникой. И теперь там рвались снарялы и полыхали цистерны.
Возвращались поодиночке. Ровный рокот моторов успокаивающе действовал на взбудораженные нервы; после только что пережитого хотелось хоть немного расслабиться, отвлечься от бушевавшего еще где-то в сознании огня, от тяжелых мыслей о взорвавшемся самолете товарищей. И Василий незаметно для себя окунулся в воспоминания, теперь, казалось, таких далеких, а, в общем-то, совсем недавних довоенных лет…
— Ишь, змеенышей расплодил! Пустить бы их с сумой по миру! — не раз слышал Вася злобное шипение за своей спиной и вслед братьям. Это срывали злость затаившиеся белогвардейцы, кулаки которым не давал спокойно жить председатель комитета бедноты, вернувшийся с германского фронта солдат Константин Гречишник — их отец. Вернулся он в свое родное село Новосильцево, что неподалеку от Тамбова, чтобы принести односельчанам ленинскую правду. Не раз грозились богатеи расправиться с Гречишкиным. Да разве испугаешь такого, что с фронта пришел, где немецких газов наглотался! Не боялся Константин угроз. И детей неробкими воспитывал. А было их у него девять человек; девять сынов и одна дочь.
Шел голодный 1921 год. Двое младших сыновей умерли от голода. После пережитой газовой атаки на германском фронте ослаб здоровьем Константин Гречишкин. Землю, что выделила Советская власть, одному не поднять, а колхозов еще не было. Собрал он детишек да свой нехитрый скарб и подался в город. Помогла Советская власть: жилье дали, на работу определили. Семья жила дружно. Дети подрастают, пошли в школу.
Здесь, в Тамбове, впервые увидел Вася «чудо» — автомобили. В клубах пыли и гари он мог без устали бегать за ними, дивиться их силе и скорости. И, конечно же, мечтал прокатиться.
Василия с детства тянуло к технике, но вышло так, что после окончания семилетки он попал продавцом в мануфактурный магазин. 3а честность и добросовестность комсомол выдави — нал его в заведующие этим магазином. Недолго выдержал Гречишкин пребывание в роли завмага: бросил он «теплое» место и пошел учеником слесаря в мастерскую по ремонту автомобилей. Здесь каждый день приносил ему радость. Домой приходил грязный — в масле тавоте, по довольный. Из трех старых поломанных машин удалось собрать две. Плохо ли, хорошо ли — они работали — ездили. Очень хотелось самому попробовать водить машину. Этого Василий пока не умел.
И вот однажды, когда закончили ремонт пятитонного «Пирса», не выдержал Гречишкин и в обеденный перерыв забрался в машину, сел за баранку. На скрежет шестерен и вой мотора сбежались все мастеровые. Из кабины Василия вытащил начальник мастерской: «В шею гнать тебя надо! Да жаль, работать умеешь, и голова соображает. Будешь Шофером. ‘Только учиться надо. А еще лучше, на рабфак, бы пошел.
Гречишкин послушался совета и пошел учиться. А вскоре комсомол города был мобилизован па строительство завода.
На стройке освоил Василий специальности арматурщика и бетонщика, но душа по-прежнему рвалась к машинам. По настоятельной его просьбе разрешили ему учиться на шоферских курсах.
После завершения строительства остался он на заводе шофером в пожарной команде. Что может быть страшнее пожара на заводе?! И пожарный расчет был все время начеку, берег народное добро от всяких случайностей.
Во время одного из дежурств сидели на каланче. Рокот моторов привлек внимание. Пролетали самолеты. «Будь я помоложе, непременно в летчики подался бы. А на твоем месте, Васька, не задумываясь»,- сказал один из пожилых пожарников. Может быть, эти слова и разожгли уже занявшийся костер мечты. В декабре 1931 года поступил он в Тамбовское летное училище ГВФ. Учиться было интересно, а потому и учился отлично. Особенно любил летать. Любил, когда послушная машина подчинялась его рукам. На соревнованиях по высшему пилотажу занял первое место.
В 1938 году после окончания с отличием училища попал Василий Гречишкин в Московское управление воздушных линий. Летал линейным пилотом по трассам Москва — Симферополь, Москва — Саратов. Летать приходилось по наземным ориентирам. Маршруты эти он знал на память.
В мире сгущались военные тучи: бои в Испании, на Халхин-Голе, озере Хасан, война с белофиннами. Несколько раз призывали на армейские сборы. Освоил тяжелый бомбардировщик ТБ-3, а потом — скоростной СБ. И снова возвращался к своей мирной профессии в Московское управление. На пассажирских и транспортных самолетах возил людей, грузы, почту. Маршруты меняются: Поволжье, Украина, Белоруссия. Наметанный глаз все замечает и запоминает. Думал ли Василий в ту пору, что эта память ой как пригодится ему в годы войны,
В феврале 1941 года пришлось распрощаться с гражданской жизнью: его призвали в армию в особый, сформированный из летчиков ГВФ полк. В него были собраны шестьдесят лучших гражданских пилотов. У Василия к тому времени было звание летчика первого класса.
Возглавил особый полк А. Е. Голованов — впоследствии Главнокомандующий Авиации дальнего действия Главный маршал авиации. Полк был укомплектован самолетами Ил-4. Началась насыщенная боевая учеба. Днем и ночью отрабатывали групповую слетанность. Дыхание войны слышалось у самых наших границ. Ночью 22 июня 1941 года полк был поднят по боевой тревоге. Рассредоточили самолеты по аэродрому, подвесили бомбы, укомплектовали ящики с патронами для пулеметов.
Наутро получили приказ бомбить железнодорожную станцию в Варшаве, через которую шли эшелоны врага.
На задание вылетело звено под командой заместителя командира эскадрильи. Отбомбились удачно. Вернулись, без потерь, но с пробоинами. Стрелки отбили атаки фашистских истребителей. Так началась война.
А потом пошли частые смены площадок.
Враг искал аэродромы, чтобы уничтожить бомбардировщики, наносившие ему большой урон. С осени 1941 года началась полеты днем и ночью, в любую погоду. Прикрытия истребителей не было. С боевых заданий возвращались с пробоинами. теряли товарищей. Каждый прожитый день на войне прибавлял опыта: постепенно научились уходить от преследования, используя естественный камуфляж земли; освоили противозенитный маневр.
Однажды, выполнив боевое задание, возвращались домой. Неожиданно появились два «мессершмитта». Начали отбиваться от них из пулеметов, но с первой, же атаки фашисты зажгли оба мотора. Пошли на вынужденную посадку. Сели на захваченную врагом территорию. Самолет сожгли, а потом пробивались по заснеженным оврагам, уходили от преследования. Вернулись в полк – и снова в бой
… Зима 1941 года. Фашисты рвутся к Москве. На подступах к столице идут смертельные бои. Получено задание: уничтожить мост, по которому движутся бронированные колонны врага. Взлетели. Видимости нет. Погода скверная. Но это пожалуй, к лучшему. В облаках можно незаметно подойти к цели. Штурман Приходченко, или, как его окрестили в полку за великолепное знание своего дела, «доктор бомбардировочных наук», несмотря на плотную облачность, точно вывел самолет на Ярцево. Выскочили из облаков. Вот в цель — мост, по которому нескончаемым потоком идут к Москве фашистские машины и танки.
И сразу же вокруг самолета появились вспышки разрывов. Враги зорко охраняют мост. Шквал заградительного огня настолько силен, что через него не пробиться. Пришлось уйти В облака. Сделали несколько попыток ударить, но безуспешно — фашистские зенитчики уже ждали самолет и сразу открывали огонь. На бомбардировщике была всего одна тысячекилограммовая бомба, и экипаж бережно хранил ее для точной атаки. Промахнуться было нельзя. Василий принял решение — несмотря на огонь, ударить по мосту. Он снизился до ста метров. Теперь по диагонали самолет мчался к цели.
— Так и выдерживай, Вася,- Сказал Приходченко,- сейчас я им положу «подарочек» в самую серединку.
Приближались к мосту. Но что это? Враг не стреляет.
Фашистам надоела игра в кошки-мышки с советским бомбардировщиком, и они вызвали истребитель, чтобы наверняка расправится с дерзким самолетом.
— Ну, это полегче. Его-то мы сумеем облапошить,- сказал Гречишкин и приказал стрелкам: — Ребята, возьмите-ка «мессера» на прицел.
Истребитель заметил бомбардировщика и зашел ему в хвост. Базилевский и Дуденков открыли огонь, не подпуская врага к своему самолету: научились-таки. Жизнь научила.
Зенитки у моста молчали. Фашисты боялись попасть в своего.
Как раз этого и ждал Гречишкин. Он направил самолет прямо на мост, по которому шла колонна танков. Облегченный бомбардировщик качнулся. Это Приходченко, прицелившись, сбросил фугаску. Громыхнул взрыв, взметнувший вверх столб огня и обломки моста. Машину тряхнуло воздушной волной. Умелым маневром ушел Гречишкин в облака от преследования истребителя .
… Плавный ход воспоминаний нарушился резким толчком. Машину подбросило, потом швырнуло в сторону. Мускулы Василия напряглись. Штурвалом он пытался сдержать неожиданно возникшую болтанку.
— Выскочили на Ржев. Бьют зенитки! – крикнул Приходченко.
Земля свирепо выбрасывала в небо навстречу самолету яркие вспышки разрывов. Ночной мрак неожиданно прорезали лучи прожекторов. Один из них захватил самолет и повел его. Прожектор слепил пилота. В следующее мгновение Гречишкин включил бортовое освещение на полный накал, чтобы быстрее адаптироваться. Разрывы зенитных снарядов всё плотнее сжимали кольцо вокруг самолета. Василий толкнул вперед штурвал, пытаясь со снижением вырваться из «клещей», но когда это почти удалось, снаряд попал в левый мотор. Самолет загорелся. Скольжением командир пытался сбить пламя. Безуспешно. На одном моторе вел Василий Гричишкин горящую машину туда, где зарницами очерчивалась линия фронта ..
Вот и своя земля. Пламя разгоралось. Командир приказал: «Покинуть самолет!» Убедившись, что все выпрыгнули, попытался посадить поврежденную машину, но в темноте не нашел площадку. Решил прыгать сам. Пламя уже лизало кабину, обжигало лицо и руки. Попытался выбраться. Не получилось. Прижимало к сиденью. Высота уменьшалась. Прибор показывает пятьсот пятьдесят метров. Находчивость подсказала выход из трудного положения. Подтянул правую ногу на сиденье, а потом левой резко толкнул штурвал вперед. Его как катапультой выбросило из кабины. Дернул кольцо — парашют не раскрылся. Невидимая земля стремительно мчалась навстречу. Гречишкин пытался нащупать и вытащить стропы, но в это время — удар, и всё померкло в сознании. Очнулся в снегу. Ощупал себя. Как будто цел. Из носа и ушей струйками бежит кровь. Парашют смотан в шелковый ком, перекрученный стропами. Выбрался из сугроба, осмотрелся. Невдалеке догорают обломки самолета. С другой стороны бегут друзья. «Значит, все живы»,- С облегчением подумал Василий и почувствовал боль в голове и груди. До него только сейчас дошло, что всех ближе к гибели был он сам. Огромный сугроб, нанесенный у стога сена, смягчил удар. Так счастливая случайность спасла ему жизнь. Гречишника увезли в госпиталь. Прощаясь с друзьями, не думал он, что больше никогда не увидит Диму Приходченко и стрелка Дуденкова. В госпитале Василий Гречишкин узнал печальную весть: его боевые друзья погибли, и только стрелок-радист Базилевский остался жив, но получил тяжелое ранение в живот. Не верилось, не хотелось верить, что уже нет его славного экипажа, с которым он выбирался из многих переделок. Вспомнился ему тот памятный день, когда только он, Василий, остался невредимым .
… Летели над Украиной. В прошлом многолюдные поля теперь были пустынны, в лугах не видно скота, дороги в глубоких воронках. Боязливо махали вслед краснозвездному самолету редкие путники украинских большаков.
Штурман Дмитрий Приходченко горестно провожал взглядом опустевшие деревеньки, пепелища.
Подлетая к Полтаве, командир и штурман заметили на аэродроме много фашистских самолетов. На бомбардировщике были подвешены «крабы» — бочки с металлическими лопухами, начиненные мелкими бомбами. При вращении бочки лопаются и поражают большую площадь. Бомбы, подходящие для такой цели.
— Давай долбанем их, Дима,- предложил Гречишкин.
— Заходи, Василь,- услышал ответ.
Спросили разрешения у комэска и отошли от строя, Бомбардировщик промчался над аэродромом, осыпая врагов дождем бомб.
— Горят, горят фашисты,- услышали они радостный возглас стрелка Базилевского, увидевшего, как запылали на земле вражеские .машины.- Несколько целых осталось, давайте еще раз зайдем,- продолжал он.
— Бомбы кончились,- с досадой проговорил Приходченко, — Но мы еще вернемся сюда.
Дважды в этот день появлялся над Полтавой краснозвездный бомбардировщик Гречишкина. Летели на головы фашистских асов бомбы, не давая им подняться в воздух.
На другой день решили добить аэродром. Под прикрытием двух истребителей подошли к цели. Снова горят уцелевшие после вчерашней бомбежки вражеские самолеты.
При отходе от аэродрома бомбардировщик получил три прямых попадания зенитных снарядов в плоскость. Гричишнин стал набирать высоту, чтобы легче было тянуть к своим.
И тут, откуда-то со стороны солнца, вынырнули шесть фашистских истребителей. Они с ходу сбили один из самолетов прикрытия, а второй израсходовал боекомплект и был бессилен помочь.
Поврежденный бомбардировщик — против шести истребителей! Высота тысяча двести метров, ни облачка. Заманчиво легкая добыча для фашистских асов, и они, как коршуны, бросились на одинокий самолет. Вспыхнул неравный бой отважного экипажа против почти эскадрильи врагов. .
Был шанс на спасение — полетевший сзади фашист показал Базилевскому приподнятые руки — сдавайтесь, мол. Их взяли в клещи и хотели посадить на свой аэродром. В ответ Базилевский прицелился и двумя очередями сбил истребитель. Тогда враги начали заходить на бомбардировщик, как на мишень. Они думали, что судьба русского самолета решена, но просчитались. Гречишкин умело уводил машину от атак немцев, а стрелки защищали самолет огнем пулеметов. От меткого огня Дуденкова еще один фашист рухнул в украинский чернозем. Это совсем взбесило врагов. Они осыпали бомбардировщик гра- дом пуль и снарядов. Один из истребителей, выпустив несколько очередей, промчался под бомбардировщиком и попал на прицел Приходченко. Не выходя из пикирования, он взорвался, разлетелся на куски.
Беспримерный бой продолжался. Несколько раз враги пытались убить пилота. Гречишкин вжался в бронеспинку. Он понимал, что судьба друзей и машины зависит от его жизни. Вдребезги разбита приборная доска, защитные очки спасли глаза; мелкие стекла впились в кожу лица, и оно покрылось кровавой маской, заглох один мотор. Теперь труднее маневрировать. Ранен Базилевский, прострелена нога у Дуденкова, который не мог теперь стоять у верхней турели. Пока стрелки менялись местами, еще один враг вплотную пристроился к израненному самолету. Сейчас начнет стрелять. Но Базилевский успел раньше на жать гашетку, и истребитель факелом упал на склон кургана. Так и не увидели фашисты гибели нашего самолета.
На линии фронта бойцы следили за этим неравным боем и изо всех видов оружия стали прикрывать свой бомбардировщик. Немцы не выдержали и повернули, а обломки четырех их истребителей догорали в степи. Тем временем самолет Гречишкина, теряя высоту, падал. Почти над крышами, перелетев деревню, он плюхнулся на брюхо в мягкий клевер. Чудом не взорвались.
Выбрались из машины. Стали перевязывать раны. Подъехали колхозники и увезли Приходченко, Базилевского и Дуденкова в госпиталь.
Гречишкин осматривал самолет. Много пробоин, рваных дыр от разрывных снарядов, обшивка — как решето. Потом выяснилось, пробоин было более шестисот …
Друзья Гречишкина сражались за Родину, погибли за нее. И Родина высоко оценила подвиг своих сыновей. Приходченко и стрелок-радист Дуденков были награждены орденами Ленина и Красного Знамени, Базилевский двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Василию Константиновичу Гречишкину присвоено звание Героя Советского Союза.
После госпиталя Гречишкину пришлось повторно проходить медицинскую комиссию. Врачи считали, что летчик, получивший контузию в результате падения с высоты пятьсот метров, непригоден для авиации. Но не тут-то было. Доказать его непригодность к летной работе они не смогли. И снова на головы врагов летят бомбы. Снова и снова через заградительный огонь зениток прорывается он к объектам врага. В одном повезло: больше не приходилось драться с вражескими истребителями. Это делали наши «ястребки», надежно прикрывая товарищей, наносивших удары по вражеским войскам и тылам.
Война всё дальше откатывалась от родной земли. Близился ее конец. В один из дней капитана Гречишкива вызвал командир полка. Его как опытного летчика ГВФ, получившего закалку и боевой опыт на войне, отзывали с фронта для выполнения специального задания на один из авиационных заводов.
Есть профессии, где человек и в мирное время остается на линии огня, на черте мужества и бесстрашия. Одна из них — работа летчика-испытателя. Ей посвятил свою послевоенную жизнь Герой Советского Союза Василий Константинович Гречишкин. Мне посчастливилось познакомиться с ним и даже летать в одном экипаже.
Испытатель — не просто летчик. Он в ответе за тех людей, которые после него поднимутся в воздух. И они должны быть уверены, что техника не подведет. Но кто, как не испытатель, первый познает на себе капризы необлетанной конструкции! С породистого коня можно упасть и подняться. Но если упадет самолет …
Идет испытание новой опытной машины. Василий Константинович уже хорошо знает ее. Сколько раз поднимая он ее в воздух, но сегодня надо проверить управляемость и устойчивость на предельных режимах, определить возможность маневра на большой скорости.
Разогнал и круто наклонил машину. Попытался выровнять. Не получилось. Крен увеличивается. Тяжелый самолет теряет высоту и склонен сорваться в штопор. Наступил момент наивысшего напряжения духовных и физических сил людей, в чьих руках органы управления вышедшей из повиновения машины. Необходимо во что бы то ни стало усмирить ее, заставить повиноваться .
… Земля приближается ровными расчерченными квадратами полей, зеленью лесов и голубыми жилами рек. Неужели это последнее видение? Казалось, без конца можно было глядеть на эту чудесную картину природы. Но мозг работает отчетливо: «Надо спасать экипаж!»
…… Покинуть самолет! — приказывает Гречишкин. Я попробую вывести машину.
Но… заклинило люк. Выпрыгнуть нет возможности.
И опять как на фронте. Гречишкин понимает, что жизнь товарищей и самолета зависит от его умения и хладнокровия. Штурман руками помогает отжимать непослyшные педали управления рулями, но могучая птица камнем летит к земле. Ползет вдоль тяг управления борттехник. Его бросает иа стороны в сторону. Набиты шишки на голове, в крови руки. Но он у цели. Уперевшись ногой, помогает вытянуть тягу руля поворота.
Когда до земли осталось несколько сот метров, самолет поддался усилиям людей, покорился мужеству испытателей.
Гречишкин вывел машину в горизонтальный полет и направил к родному аэродрому. Их встречают радостные, возбужденные лица друзей. Они поздравляют с победой.
В орденских колодках прибавился орден Красного Знамени, и еще больше посеребрились виски этого уже немо- лодого человека.
Это один эпизод из жизни испытателя, а сколько было других случаев! Обледенения в Заполярье, жара, от которой накалялась обшивка так., что не притронешься, были потери друзей, летчиков-испытателей, были сверхдальние перелеты над просторами необъятной Родины. Всё это-за тридцать один год, отданный авиации. Почти семь тысяч часов пробыл Василий Константинович Гречишкин в воздухе в кабинах более сорока типов новых самолетов, и они покорялись ему.
Родина высоко оценила подвиги в испытательной работе. Одному из первых ему было присвоено звание заслуженный летчик-испытатель СССР.
Пришли телеграммы. Поздравляют друзья, товарищи по работе, конструкторы самолетов и приборов. Вот одна из них: «Полковнику Гречишкину Василию Константиновичу. Коллектив Конструкторского бюро горячо поздравляет вас с получением почетного звания «Заслуженный летчик-испытатель СССР» Генеральный конструктор Антонов».
Годы и время не щадит никого. По состоянию здоровья полковник Гречишкин уходит в отставку.
Дети всегда стремятся к сильному, героическому. Они ищут таких людей, которым можно подражать. Василий Константинович нередко находится в их окружении, ведет переписку с пионерами и школьниками, выступает на сборах «Красных следопытов». Он как и прежде в строю, человек беспокойного сердца.
